Даша Малахова: "Работа с психоаналитиком - это об интеллектуальной зрелости"

Где "живое сердце" Даши Малаховой? Сколько лет актриса работает с психоаналитиком и почему так откровенно об этом говорит? Почему называет себя "амбассадором детей и подростков"? Насколько наше общество готово принимать психологическую помощь? Ответы на эти вопросы – в нашем новом интервью.

Жизнь! Я все это делаю, вы все правильно подметили. Я живу, работаю, гуляю с собаками, обнимаю детей, играю в театре, немного пописываю.

Я пишу роман. Но он сейчас очень тяжело идет. Роман связан с событиями войны, и я застряла. Война не двигается - и не двигается мой роман. Если ты начинаешь зависеть от обстоятельств, связанных с историческими, современными событиями, то это очень плохая штука. Ты зависим от чужих решений. А написать что-нибудь, а потом наивно и глупо выглядеть очень не хочется. Хочется, чтобы женщина-писательница была умной.

В театре я сейчас работаю меньше. У меня сейчас три спектакля и я хочу сделать небольшой перерыв. Чтобы хотя бы в этот год было минимум премьер.

Для меня этот год сложный: два года, как папы нет. И я чувствую, что мне нужно немного замедлиться с театром. Я еще с ним не выяснила отношения.

Из сложного: тренды и образовательный маркетинг, потому что он строится на обещаниях. Все очень красиво говорят и рассказывают классные вещи. Остается только это все сделать. Поэтому мы стараемся сконцентрироваться именно на творении, а не говорении. Школа это – умеренный проект.

Умеренный в том смысле, что это не "бизнес-бизнес", а скорее ценностный проект, который должен балансировать. Он должен быть бизнесом, иначе мы просто не выживем, но главная цель - выйти на то, чтобы 50% детей получали стипендии.

Это была моя мечта – проект где будут учиться очень разные дети. Частное образование и платные проекты всегда дают один сегмент. И он не обогащает детское сообщество, а только обворовывает. У нас есть инклюзия, дети военных, дети участников боевых действий, временно перемещенные дети. Чем больше эта "радуга" детей, тем более полноценно детское сообщество. Я к этому очень стремлюсь.

У нас классные преподаватели. Не всегда детям из заведений частного образования хотят преподавать крутые учителя. Они часто приходят из других школ, они обременены видением другого частного образования. Как сервиса, например. Мы этого не даем принципиально. Мы считаем, что экспертиза в том, что мы напоминаем родителям о том, что своими детьми нужно заниматься, а не заплатить и отдать их нам.

Мы не хотим быть постсоветским проектом. Хочется быть заведением с европейским уровнем, где такие вещи, как образование, являются экспертными.

Климовка прекрасна. Я вообще не очень понимаю, когда люди говорят "проект". Знаете, эти все “команда”, “проект”, это все вымышленные понятия. Это как сказать: "ваши родители - это ваш проект", "ваша дача - это ваш проект". Это не проекты – это жизнь.

И кухня тоже – проект. Я стараюсь отходить от таких слов. У меня нет нужды корчить из себя "бизнесменшу". Эти времена для меня прошли. Хотя было время, когда я “Картату потату” называла проектом.

Климовка – это часть семьи, часть нашей жизни. Бывает, что мы приезжаем в Киев с мужем, но здесь наша база.

Здесь очень много животных: одиннадцать собак, а кавказца и алабаев ты не посадишь в багажник, как кавалеров (у Даши три собаки породы кавалер Кинг Чарльз). И коз, и овец. И рыбу всю на выходные не выловишь. Потому мы здесь живем. У нас здесь есть гостиница, где мы принимаем военных, детей, временно перемещенных, просто сдаем номера в аренду.

Мне в себе самой лучше всего. Мне без разницы. Меня спрашивали: ваши дети делают вас счастливыми? И я думала: "не дай Боже кто-то извне будет делать меня счастливой, а не я сама себя внутри". Я такая, что меня можно отправить в норвежское село и я справлюсь.

Здесь, в Климовке, в Киеве, в театре на Подоле – мне повсюду хорошо.

Я часто слышу вопрос: "а чего ты сама хочешь?" И я начинаю думать, а чего я хочу? И должна ли я чего-то хотеть? И должна ли я это осознавать и озвучивать? Мне все ок.

Люди вообще очень серьезно относятся к себе. Я заметила, как кто-то из моих знакомых отдал свои цитаты дизайнеру, чтобы из них сделали то, что делают из Ошо. Я подумала, жесть, это ведь надо так серьезно себя воспринимать, чтобы собственные цитаты в рамочки оформить.

Я, наверное, не такой человек. Я очень иронично отношусь к человеческим желаниям и к своим в том числе. Я считаю, что если ты умеешь смеяться над другими, надо уметь смеяться и над собой. Поэтому очень хочется легкости, но сердце – оно у меня в груди и я его никому его не отдам (смеется).

Я с ней уже много лет. Наверное, больше десяти.

Я вам по секрету скажу: я все делаю не тогда, когда все. Я не очень трендовая.

Знаете, есть такой венгерский анекдот: пришел венгр в украинское кафе и говорит: “сделайте мне, пожалуйста, фреч”. А бармен на него смотрит и говорит: “а что такое фреч?” Он говорит: "это когда половина вина, а половина воды". Тот на него смотрит и говорит: "всю жизнь так делаю, а не знал, что это так называется". Так и я. Я всю жизнь так делаю, просто не знала, что оно так называется.

Если серьезно, то я очень рано стала взрослой, просто в силу жизненных обстоятельств. Родители много гастролировали, и я была сама по себе.

Я рано начала готовить, делать какие-то ремонты. Моя жизнь стремительно переросла во взрослую. И потому, я думаю, что я очень быстро прожила жизнь. И я очень рано начала взрослеть и даже стареть.

И вот в то время, когда экзистенциальные вопросы возникают, ты начинаешь делать все сознательно. Ты можешь годами ходить к психологу, даже не имея запроса, потому что это – модно. Просто приходить и что-то ему рассказывать. Но настоящая работа, работа с психоаналитиком, как мне кажется, заключается в интенсивной интеллектуальной работе. То есть ты должен быть готов. Это как тренировка: ты можешь это делать через силу или тебе могут показывать упражнения, но если ты действительно к этому готов, ты офигенно это делаешь и получаешь офигенный результат.

Мне кажется, что психика устроена так же, как и тело. Ею нужно заниматься, тренировать, нужно создавать условия, в которых ты можешь развиваться.

Работа с психоаналитиком – это об интеллектуальной зрелости.

Я вам скажу, что я создана своим психоаналитиком. Я не переоцениваю, конечно, я самая трудяга. Я этот час очень интенсивно отрабатываю. Но я сейчас совершенно другой человек, чем был десять лет назад. А пришла я с простым запросом: меня недооценивали, не любили и мне нужно было с этим разобраться.

Я думаю, что мы вообще очень "фасадная" нация. За счет того, что мы молодая нация, мы имитируем очень многое. Мы как дети, которые надевают родительские туфли, мажут помадой губы, но все равно обсы**ются. Мы еще в памперсе, но уже пытаемся корчить из себя взрослых. Нет, я думаю, что нет запроса. На самом деле, здесь не вопрос в том, чтобы пойти к профессионалу. Здесь вопрос в том, чтобы понять, что профессионал действительно нужен. А мы это проскакиваем, как проскакиваем многие другие важные вещи. То есть мы имитируем. Но этот круг обернется и мы будем должны делать это снова и снова, пока не научимся делать полноценно.

Я не хочу показать, что я такая умная. Я действительно считаю, что большинство вещей мы не проживаем. Это как имитировать оргазм. Можно декадами так делать, а можно всю жизнь, потому что это входит в привычку.

А иногда люди имитируют проблемы, которых нет. Это как с "синдромом свидетеля": сейчас ПТСР у меня, потому что у коллеги на работе есть соседка и кто-то там в Буче. Я считаю, что это от нежелания разобраться в себе.

Кроме того, обесценивание является нашей национальной забавой. А на фоне горя это обесценивание приобретает просто какие-то нереальные масштабы. Это политически некорректно сказать: “слушай, ты должен держать себя в руках. Ты не можешь оскорблять свою подругу, у которой муж не на фронте, потому что твой на фронте”. И это говорит, о том, что мы не зрелые. Потому что это очень детское поведение.

И потому отвечая на вопрос: я думаю что психологов будет много, но будет ли запрос настоящий? Не имитированный?

Это сродни Америке 50-х и Италии. В Америке был искусственно создан быт для повышения экономики: покупать, готовить и делать женщину кухонным комбайном. Американки этого не проживали, а имитировали, потому что им навязали такое поведение и такую ​​точку зрения. А итальянки всегда такими были. Они действительно кайфуют от такой жизни.

Да, конечно.

Я искала молодого человека без болей, без багов и без другого опыта, чтобы его не переучивать. Мой папа всегда говорил, что для него лучше актер, который вообще не был в Карпенко-Карого, чтобы его не переучивать.

Я искала человека, который действительно любит детей. Я большой защитник подростков. Несмотря на то, что я строга к собственным детям, детство и подростковый возраст для меня неприкосновенны. И я буду защищать, буду рвать зубами каждого, кто посягнет на эти вещи. Потому что я их недополучила в детстве, и я знаю, насколько это важно. И я эту боль пронесла через всю свою жизнь. Мне сейчас 46 лет, а я продолжаю проживать свое детство - лагеря, "Картата потата", школа, детские проекты.

Я искала человека, своего partner in crime, который, как и я, не будет рассказывать секреты детей. Очень важно, чтобы взрослый был амбассадором детства и подросткового возраста. Человек должен быть фанатом. И я ее очень просто нашла. Молодого, только что выпущенного психолога. Я ее отыскала и забрала. Сейчас она душа школы.

На самом деле у меня не бывает тяжелых ситуаций.

Тяжелая ситуация – это смерть кого-то из близких. Я считаю, что нужно просто все проживать. Нужно в этом быть. Как я говорю, не все нужно менять. Не все нуждается в нашей точке зрения. А часто эмоция выдается за точку зрения. Вот, например, "мне нравится" или "мне не нравится" - это не точка зрения, это чувство, которое у тебя что-то вызывает. Мнение должно быть более интеллектуальным. И так же со сложными или критическими ситуациями. Они не всегда нуждаются в нашей эмоции. Если у нас есть силы, мы можем рефлексировать, думать, анализировать, проживать, пережевывать, быть в этом.

Бывает мне кажется, что никто меня в мире не понимает. Тогда я громче включаю Нино Катамадзе. Представляю, как я одна в целом мире, в каком-то французском фильме. Я рыдаю, у меня течет тушь. Все. Я нарыдалась. В этом “фильме” я уже “снялась”, и можно идти дальше.

Я стараюсь из негатива выжать максимально. Потом у меня хватает самоиронии посмеяться над этим. Но я вижу только такой путь: баланс между самодисциплиной и самоиронией.

Я стоик. И мне тяжело воспринимать мир без стоицизма. И я верю, что все, что с нами происходит на эмоциональном уровне, мы вполне способны контролировать.