Мастерская свободы

Мне 50 лет, и моя жизнь внезапно стала казаться абсолютно бессмысленной. На поверхности вроде бы все нормально: есть семья, работа, дом, даже два авто на парковке. На бумаге я – успешный мужик. Но каждый день начинается одинаково: я просыпаюсь, смотрю в потолок и думаю, зачем вообще вставать.

Работа, на которую я хожу тридцать лет, не приносит ничего, кроме денег. Деньги, конечно, хорошо, но когда ты весь день проводишь за компом, заполняя бесконечные отчеты и таблицы, начинаешь задумываться, а не про*рал ли ты жизнь. Жена сидит напротив на диване, втыкает в свой телефон, дети давно выросли и куда-то сбежали. Осталась только работа, которую я ненавижу с каждой новой неделей.

В детстве я обожал возиться с машинами. Часами мог сидеть в гараже с отцом и копаться в карбюраторах, менять колодки, делать тюнинг. Это было мое место – вонь бензина, грязные руки и звуки крутящегося гаечного ключа. Помню, как я мечтал открыть свой автосервис. А потом отец сказал: «Это не работа для нормального человека. Надо учиться». И я пошел учиться. Закопался в бумаги, карьеры, а мечты оставил в том старом гараже.

Теперь я здесь, на приеме у психолога. Друг на работе как-то упомянул, что ему стало легче после терапии, и я решил, что хуже точно не будет. Хотя, если честно, терапевт – это последнее место, где я бы хотел оказаться. Но что делать.

– Что вас привело? – спрашивает он, глядя на меня внимательно.

– Хрен его знает. Жизнь, наверное, – говорю я, чувствуя, что все, что я скажу, будет глупо звучать. Как будто я сам не знаю, что не так, а он должен все это раскопать. А я ему за это плачу.

– Что конкретно вызывает у вас чувство неудовлетворенности? – продолжает он, и его спокойствие почему-то начинает раздражать. Я уже успел забыть, что значит не торопиться.

– Все, если честно, – отвечаю я. – Мне 50, и кажется, что вся моя жизнь пошла не туда. Работу ненавижу, семья разваливается. А я ничего не делаю. Просто сижу и смотрю, как это все катится в пропасть.

Он кивает, как будто это знакомо. Молчит, дает мне самому продолжить.

– Когда-то я любил машины. Реально любил. Часами мог сидеть в гараже с отцом и чинить старый «Москвич». Хотел открыть свою мастерскую, – я сам не знаю, зачем ему все это рассказываю, но продолжаю. – Но вместо этого пошел в универ, устроился в офис и тридцать лет сидел за компьютером. Работаю с финансами. Ни капли радости.

– Почему вы отказались от своей мечты? – он задает вопрос, и я чувствую, как внутри что-то сжимается. 

Это был не мой выбор, а скорее решение обстоятельств. Отец тогда был прав: жить на деньги от починки машин в нашем маленьком городке было сложно. Но с тех пор прошло много лет.

– Мне сказали, что это глупо. Что машины – это не профессия, а хобби, – говорю я, чувствуя, как этот разговор затрагивает что-то старое и болезненное. – Отец тогда настоял, чтобы я пошел в университет. А там уже пошло: работа, ипотека, семья... не до мечт было.

– А сейчас? Что мешает снова вернуться к тому, что приносило радость? – его вопрос застает меня врасплох. 

Вернуться к старым мечтам в 50 лет? Да это смешно. Кто в здравом уме станет бросать все ради того, чтобы возиться с машинами?

– Я стар для этого. У меня есть обязательства. Кто меня сейчас возьмет в мастерскую? Да и кому это нужно? Мне надо кормить семью, – говорю я, и вдруг ловлю себя на том, что сам не верю своим словам. Как будто это все просто отговорки, чтобы не делать то, чего действительно хочу.

Он снова молчит. И эта пауза, этот момент тишины заставляют меня взглянуть на себя по-другому. А что если? Что если я просто попробую? 

– А если бы не было никаких обязательств? – спрашивает он. – Что бы вы сделали?

– Я бы открыл мастерскую, – выпаливаю я, сам от себя не ожидая. – У меня дома стоит старая «Нива». Я всегда хотел ее восстановить. Прямо с нуля, сам. Ставил себе это целью на выходные, но никогда не доходили руки.

– Что вам мешает начать прямо сейчас?

Он задает этот вопрос так спокойно, будто это очевидно. Но для меня это не так просто. Я привык жить по правилам, установленным кем-то другим. Работать, зарабатывать, откладывать на пенсию. А вот эта идея – снова заняться тем, что люблю, – кажется почти сумасшедшей.

Но тут меня осеняет: ведь я уже потерял столько лет, боясь. Может, стоит рискнуть?

Прошло полгода с того момента, как я вышел из офиса и больше не вернулся. Помню, как тряслись руки, когда писал заявление об увольнении. Жена посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но ничего не сказала. 

Теперь у меня есть маленькая мастерская на окраине города. Табличка "Автосервис" висит немного криво, но это меня не волнует. Внутри все пропахло маслом, и это самый прекрасный запах на свете. Я начал с «Нивы» — того самого старого автомобиля, который пылился у меня в гараже годами. 

Прошло полгода с того момента, как я вышел из офиса и больше не вернулся. Помню, как тряслись руки, когда писал заявление об увольнении. Жена посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но ничего не сказала. 

Теперь у меня есть маленькая мастерская на окраине города. Табличка "Автосервис" висит немного криво, но это меня не волнует. Внутри все пропахло маслом, и это самый прекрасный запах на свете. Я начал с «Нивы» — того самого старого автомобиля, который пылился у меня в гараже годами.