На этой неделе исполнилось 105 лет со дня рождения одного из наиболее "психоаналитических" кинорежиссеров ХХ века, Федерико Феллини. Киноматограф Феллини, наполненный снами, видениями, фантазиями наяву, ожившими на экране воспоминаниями детства и юности, был порожден психианализом и в свою очередь, дал мощный толчок для психоаналитических интерпретаций фильмов других мастеров кино. Но любим мы Феллини, конечно же, не только за это.
Слава Феллини, который в шестидесятые-семидесятые был живым символом авторского кино, прошла еще при жизни кинорежиссера, скончавшегося в 1997 году. В последние годы Маэстро (как почтительно называли Феллини в СМИ) говорил, что его зритель умер. В постмодернистские девяностые – хотя сам Маэстро не был чужд заимствований, с их цинизмом и веселым насилием, места для поэтического кино Феллини и правда, кажется, не осталось.
Что не помешало дважды получить "Золотую пальмовую ветвь", один из главных призов в мире авторского кино, сербу Эмиру Кустурице, в чьих лучших фильмах отчетливо ощущается феллиниевское влияние. Это и могучая средиземноморская витальность с ее атмосферой карнавала жизни, когда персонажи то и дело готовы пуститься в пляс с револьверами и бутылками вина в руках. И тонкие поэтические образы наподобие летающей невесты на свадьбе или кареты скорой помощи, уносящей умирающего дядюшку прямо на небеса. И, не в последнюю очередь, юмор на грани фола. А лучшие фильмы Феллини довольно смешные, причем народным, площадным юмором.
К сожалению, для современного любителя кино фильмы Феллини — это кинематографическая архаика наподобие духовных исканий Андрея Тарковского, скучное кино, безнадежно оставшееся в прошлом. Но именно сегодня, когда стриминговые гиганты наподобие Netflix наводнили сеть шаблонными, как будто напечатанными на ЗD-принтере сериалами, а большие студии продолжают снимать супергеройские блокбастеры и бесконечные сиквелы, наследие Феллини кажется особенно важным.
Для начала, фильмы Феллини скучные в самую последнюю очередь. Расхожее представление о том, что авторское кино (как его называют в народе, артхаус) должно быть унылым и не понятным рядовому зрителю, которому полагается страдать во время просмотра, не выдерживает критики. Другой признанный классик, понимающий толк в жанровом кино Акира Куросава, писал: "Любая картина должна быть нацелена на утонченных, глубокомысленных зрителей, но при этом развлекать людей попроще. По-настоящему хороший фильм интересно смотреть. В нём нет ничего сложного, он увлекателен и легок для понимания".
Вряд ли кинематограф Феллини нуждается в реабилитации, но его лучшие фильмы несут почти забытую, за редкими исключениями, кинематографическую культуру. В его фильмах нет случайного кадра, жеста, реплики, камера находится в постоянном движении: как художник по первой профессии, Феллини как будто рисует камерой. И как художник-карикатурист, Феллини видит окружающий мир гротестным, смешным, чуточку нелепым, но всегда добрым: ведь автор карикатур, не в последнюю очередь, моралист.
Его режиссерский метод полон небывалой творческой свободы, когда на экране может произойти, кажется, все, что угодно, и которую можно принять за импровизацию, экспромт. Хотя видно невооруженным глазом, что это жестко структурированное произведение, сам Феллини, известный мифоман, культивировал легенду о том, что знаменитый финал с хороводом клоунов был симпровизирован на съемочной площадке "8 1/2". К слову, образы клоунов, как и жизненерадостных корпулентных проституток со святыми отцами, кочующие из фильма в фильм — типичные юнгеанские архетипы в поэтической системе киноматографа Феллини.
Собственно, фильм "8 1/2", снятый в 1962 году, делит кино Феллини на два периода: до и после встречи с психоанализом, которая изменила как самого режиссера, так и его творческий метод.
С психоанализом Феллини сталкивался и раньше, когда пытался избавиться от депрессии, вызванной смертью их единственного с супругой и музой Джульеттой ребенка, прожившего всего месяц, и съемками фильма "Дорога" — первым международным успехом режиссера. Но учение Фрейда он не принял. Психоаналитик Эрнст Бернхард, чья фотография долгие годы украшала письменный стол Феллини, открыл для режиссера работы Юнга.
Юнгианство в первой половине шестидесятых получило широкое распространение среди итальянской творческой интеллигенции, так что открытие им Феллини было вопросом времени. Согласно легенде, он просто ошибся телефонным номером, и случайно позвонил доктору Бернхарду.
Феллини был увлекающейся натурой. Любил, чтобы ему гадали на картах Таро, ежедневно пользовался Книгой перемен, занимался столоверчением (спириты считали его медиумом), экспериментировал с ЛСД — есть мнение, что первый цветной фильм режиссера, "Джульетта и духи" (1965) с его психоделической палитрой, стал результатом таких экспериментов. Но именно психоанализ дал Феллини уверенность в своих творческих силах и оказал колоссальное влияние на его творческий стиль.
Бернхард объяснил режиссеру, что творческая деятельность и игра по Юнгу — это умственная работа одного порядка. Он открыл для Маэстро, что творчество представляет собой промежуточное состояние между сознанием и бессознательным, сновидениями и явью. Феллини начинает записывать свои сны (щедро иллюстрированную «Книгу снов», начатую 30 ноября 1960 года, режиссер вел до конца жизни) и снимать фильмы, похожие на сеансы психоанализа.
Новый этап в творчестве Феллини открывают хрестоматийные "8 1/2", чье название само по себе стало нарицательным для исповедального фильма художника (не считая того, что лента заложила особый жанр фильма о кино). В этой ленте, построенной по принципу потока сознания, Феллини выставляет на обозрение зрителей все сомнения, страхи, комплексы и фобии режиссера Феллини — но в то же время показывает его прозрения, мечты, фантазии и, главное, сны: фильм открывает знаменитая сцена взмывающего в небо режиссера в исполнении Марчелло Мастрояни.
Феллини едва ли не первым сформулировал, что секрет волшебной субстанции кино содержится в самой атмосфере создания фильма. Что на склоне лет подверждали в интервью такие разные режиссеры, как Вуди Аллен и Дэвид Линч (при этом одинаково испытавшие влияние Феллини), ностальгирующие по атмосфере съемочной площадки, на которой они создавали особый мир, альтернативный реальности — собственное художественное пространство, в свою очередь подпитывавшее режиссерскую фантазию.
Следом Феллини проанализирует внутренний мир женщины, которой изменил муж ("Джульетта и духи"), и стареющего "мужчины, который любил женщин", со всеми его объективистскими фантазиями либертена-шестидесятника и фобиями перед лицом поднимающего голову феминизма ("Город женщин" 1979 года). Впрочем, каждый может трактовать эти фильмы в силу собственного разумения, попутно наслаждаясь барочным, временами даже избыточным визуальным стилем режиссера. Но особое место, наравне с "8 1/2", занимает фильм-воспоминание о детстве и юности в небольшом приморском городке — "Амаркорд" (1973), шедевр позднего Феллини, самым удивительным образом сочетающий щемящее чувство ностальгии, визуальную поэзию и непристойный юмор.
Напоследок, о юморе. Маэстро умел посмеяться над собой, и в финале карьеры снял серию из трех роликов, рекламирующих услуги "Banca di Roma", в которых комик Паоло Вилладжо, снявшийся в последней ленте Маэстро "Голос Луны" (1990), пересказывает свои кошмары психоаналитику в исполнении великого Фернандо Рэя, а тот рекомендует клиенту хранить деньги в банке, и тогда все проблемы уйдут, а сон наладится. Впрочем, эту шутку гения лучше, как говорится, один раз увидеть.
Хотя почему только раз?