Сериал «Кафка» – байопик писателя, создавшего великую прозу из своих неврозов и фобий

Почти одновременно стартовали две премьеры байопиков великих писателей, которые превратили свои неврозы и депрессивные состояния в большую литературу. На малые экраны вышел австрийский мини-сериал «Кафка», а в украинский прокат – фильм «Гении» («Сначала танцуй»), рассказывающий историю нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета. Поговорим об этих новинках подробнее.

В июне исполнилось столетие со дня смерти Франца Кафки, одного из столпов модернистской литературы, оказавшего огромное влияние на культуру и философию ХХ века. Его биография уже переносилась на большой экран в печально известном фильме плодовитого, но очень неровного американского режиссера Стивена Содерберга. Образ писателя воплотил британец Джереми Айронс, известный ролями романтических героев, а сам фильм оказался неуклюжим подражанием легендарной антиутопии «Бразилия» Терри Гиллиама.

С экранизациями произведений Кафки дело обстоит немногим лучше, хотя к его текстам обращались такие бесспорные мастера, как Орсон Уэллс, Михаэль Ханеке, Алексей Балабанов и украинец Сергей Маслобойщиков. Проблема киноадаптаций лежит в самих произведениях Кафки, занимающих особое место в литературе.

Несмотря на все внешние признаки прозы – сюжет, зачатую фантастический, с неожиданной развязкой, с персонажами, чьи характеры на протяжении произведения находятся в развитии, собственной философией и особым, легко узнаваемым языком (кажется, мы перечислили все составляющие хорошего литературного текста), проза Кафки совершенно уникальна. Как, собственно, проза двух других главных писателей-модернистов, Джеймса Джойса и Марселя Пруста – и точно также проблемных в переложении языком кино, несмотря на множество экранизаций, в том числе большими мастерами. Попробуем разобраться, почему.

Художественный мир Кафки – сюрреалистическое пространство, драматургически близкое описанию кошмарного сна, наполненное абсурдными и часто жестокими событиями. Героям приходится преодолевать необъяснимые, фантастические препятствия, а их антагонистами обычно выступают представители власти (здесь писатель часто использует фигуру отца).

Общепринято, что такая художественная оптика сложилась под воздействием работы Кафки юристом в крупной страховой компании, благодаря которой он ежедневно сталкивался с бюрократической машиной Австро-Венгерской империи, куда входила Чехия до 1918 года. Разумеется, абсурдной, как и всякая бюрократия империи на грани распада, так что мы можем говорить о сатирическом начале творчества Кафки.

Любопытно, что наше восприятие его текстов как мрачных притч о власти и подавлении не совсем совпадает с реакцией друзей писателя, так называемого «Пражского кружка» литераторов, которые, согласно воспоминаниям, от души смеялись во время чтений. Не менее любопытно, что сам Кафка характеризуется как человек, довольно остроумный в повседневной жизни.

Другое мощное влияние – это деструктивные отношения в семье писателя, связанные с фигурой отца, деспотичного коммерсанта Германа Кафки. (Из-за чего Кафка якобы так и не смог создать собственную семью.) Не будем забывать о многочисленных неврозах, многолетней бессоннице, чудовищной мнительности, с которыми писатель боролся не только занятиями спортом и особой диетой, но также литературным трудом по ночам. Собственно, литературу он считал главным занятием своей жизни, тяготившись высокооплачиваемой работой юристом.

Такую прозу мог бы экранизировать Терри Гиллиам – ядовитый сатирик, обладающий очень своеобразным визуальным стилем, или великий соотечественник Кафки Ян Шванкмайер, сочетающий игровое кино и кукольную анимацию. Но проблема в том, что инструментом создания этой атмосферы в текстах Кафки является его уникальный стиль – талантливый юрист, настоящий крючкотвор, он пишет на вязком канцелярите официальной документации. А такой стиль невозможно передать визуально.

К слову, языковой эксперимент со стилизацией под официальный документ самым забавным образом сближает таких двух принципиально непохожих авторов, как Франц Кафка и американец Говард Филлипс Лавкрафт – еще один культовый писатель с посмертной славой и маниакальный сочинитель писем, вдохновлявшийся своими неврозами и фобиями. Но в отличие от Кафки, которому удалось переплавить юридический канцелярит в собственный уникальный стиль, на столетие переживший свое время, язык научных отчетов Викторианской эпохи, которым писал свои рассказы Лавкрафт, еще при жизни автора казался анахронизмом.

Австрийский мини-сериал Давида Шалько «Кафка» можно назвать образцовым байопиком. В отличие от фильма Содерберга, сериал довольно удачно сочетает подробную биографию автора с фантазиями на темы его произведений. Несмотря на то, что такое решение редко оказывается удачным (вспомним также фильм Вима Вендерса «Хэммет», где легендарный автор «черных романов» оказывается персонажем собственных книг, или байопик Пьера Паоло Пазолини, в котором режиссер Абель Феррара пытался доснять за Пазолини незаконченный им фильм), художественной мир Кафки неотделим от его личности.

Образцовым байопиком «Кафку» делает очень тщательная, подробная работа над сценарием Даниеля Кельмана, самого по себе заметного австрийского писателя. В свою очередь, сценарий основан на трехтомной биографии авторства Райнера Стаха, который изучил все доступные документы, включая дневниковые записи ближайшего друга, издателя и душеприказчика Кафки Макса Брода.

Таким образом, через общение с ключевыми людьми в жизни Кафки – отцом, Максом Бродом, а также возлюбленными Фелицией Бауэр, Миленой Есенской и Дорой Диамант, складывается достоверная картина жизни писателя. Которая не только разрушает сложившийся в поп-культуре образ Кафки как болезненного и мрачного мизантропа, но еще и доступно объясняет, в чем его величие как писателя. А чтобы расставить все точки на «i», создатели сериала сняли дополнительный эпизод – сугубо документальный.

Этой документальной тщательности как раз не хватает в фильме «Гении» («Сначала танцуй») режиссера Джеймса Марша, ранее снявшего два заметных байопика, в то числе «Вселенную Стивена Хокинга». При всех других достоинствах ленты, построенной как сеанс психоанализа Сэмюэла Беккета с самим собой, события из жизни знаменитого писателя и драматурга (точно также, как и Кафка, изживавшего в литературном творчестве неврозы и многолетнюю депрессию) скомканы и полны анахронизмов.

Но главное, если зритель не знаком с творчеством и биографией Беккета, ему непросто понять, за что тот получил Нобелевскую премию по литературе и в чем заключается его новаторство как писателя и драматурга. А вот среди несомненных преимуществ – прекрасные актерские работы: Беккета играет замечательный ирландский актер Гэбриел Бирн, чье имя само по себе является знаком качества как самой роли, так и фильма. (Вспомним «Мертвеца» Джима Джармуша, «Подозрительные лица» Брайна Сингера, «Перекресток Миллера» братьев Коэн и так далее.)

Образ его старшего товарища и наставника Джеймса Джойса воплотил другой уроженец Дублина Эйдан Гиллен, наиболее известный ролью Петира Бейлиша в сериале «Игра Престолов». Следует признать, что актер сообщил своему персонажу, известному крайней застенчивостью и массой фобий, не свойственный ему лоск. Но зато по одному только рисунку роли величие Джеймса Джойса легко понятно даже тем, кто ничего о нем не слышал. Но такой зритель вряд ли купит билет на «Гениев».