Самая красивая эротическая киноистория 1980-х - борьба раненых душ.
Покорившая когда-то экраны драма Эдриана Лайна “9 1/ 2 недель” (1986) - это не только история любви, секса и Нью-Йорка до появления смартфонов. Между героями - напряженный визуальный диалог, целая “переписка” посланиями, предсказывающая зрителю, как будет развиваться сюжет. И любовь.
Но любовь ли? Сумасшедшая популярность актеров, сотни писем от поклонниц… Фильм стал классикой. Настоящее пособие по отношениям, где наглядность доведена до максимума.
“Однажды я сидела в тихом вестибюле у стоматолога. Внезапно я увидела свое отражение на зеркале в углу. Прошло больше 10 лет, но я помню, что на мне был хлопковый жакет, волосы окрашены в блонд. Что-то такое знакомое…И вдруг поняла - мой стиль, прическа были так похожи на Элизабет из фильма “9 1/ 2 недель”!”.
Это запись из дневника моих встреч с психологом. Эту запись могла сделать и не я - Джон (Микки Рурк) и Элизабет (Ким Бессинджер) стали очень популярными киногероями, историю их страсти и расставания обсуждали годами. Мужчины носили пальто, как у Рурка, женщины же мечтали заполучить такого мужчину.
Чему эта история способна научить сегодня? Начать стоит… с летающей шляпы.
Инвестиционный брокер в костюме и строгом пальто. Сотрудница картинной галереи в вязаном свитере под тренчем с накладными плечами. Они бегут по улице, он шутя отшвыривает ее любимую шляпку-котелок. Одна из первых обид.
“Летающая” шляпа - показатель. Внешний вид, стиль, костюм - это сообщение, полагал французский философ-постмодернист Ролан Барт. Мода передает смысл эпохи, иллюстрирует процессы в культуре. Барт был структуралистом, разложил язык моды по полочкам: названия несут не только функциональный, но и метафорический смысл. Определяют личность. В 1967 году, когда вышла бартовская “Система моды”, юбки, например, надевали преимущественно женщины. Сегодня “сообщение” изменило смысл: мужчина тоже может носить юбку, но как минимум сообщает о своей эпатажности.
Шляпа-котелок, которую носит Элизабет в “9 1/ 2 недель” - символ ее независимости, принадлежности к творческой среде, эмансипации.
Шляпу “мужского фасона” еще недавно надеть могла лишь актриса бурлеска или другая артистичная личность. Произнесите “Марлин Дитрих” и вспомнится знаменитая фотография с тростью и в цилиндре. Цилиндр, котелок, федора - такие фасоны еще даже в начале XXI века (!) считались уместными на женщинах только в “карнавальной” обстановке (не на работе, не на семейном мероприятии). Нежная “обыкновенная” Элизабет в котелке в 1980-е вовсе не так проста. Своим существованием она бросает вызов - разведенная, красивая, свободная, слегка небрежная в своих больших вязаных свитерах…
Сцену отшвыривания шляпы по символичности можно сравнить только с другой, но уже показательно отталкивающей: когда рыдающая Элизабет наблюдает публичный секс и целует незнакомца на глазах у Джона. “Вот что ты сделал с нашей любовью - свел ее к механическому эксперименту”, могла бы сказать женщина. “Вот что ты сделал с тем, что я есть - просто швырнул на улицу под колеса машин” - могла бы прокомментировать, когда Джон бросил шляпу. Никакая это не шутка, это попытка изменить партнера, подчинить его жизненную сущность.
После выхода фильма какие только версии не обсуждались! Он нарушал личные границы Элизабет? Безусловно. Она понимала это и оставалась? Да.
А шляпа и вправду была для Джона лишь шуткой. Как и вся свобода любимой, ее работа в галерее, жизнь в маленькой арендованной двушке с подругой. Он не видел в этом большого смысла, не стремился познать. Он хотел ее забрать оттуда, так, словно вся предшествующая история была лишь репетицией.
Но здесь противоречие (и как часто подобное случается!). Джон влюбился в яркую и самодостаточную женщину, он встретил ее не в строгих офисах, а на барахолке, где уличные музыканты играли рэгги, и продавались шали. Элизабет не купила шаль - дорого - зато ее купил Джон. Тем покорил ее сердце - ведь отнесся с чуткостью к ее вкусу. Они едят в шумной таверне, где Джон рассказывает гангстерские небылицы… Они бегут по городу к баржам… Все, как Элизабет выбрала бы для себя. Все, что на самом деле мало свойственно Джону. Он как будто бы хочет прикоснуться к пестрому миру, но постепенно ускользает в привычный, сдержанный и неживой.
Прежде чем написать эту статью, я устроила просмотр фильма “9 1/ 2 недель” - среди гостей было два психолога, фотограф, костюмер и писатель. Костюмер первым обратил внимание, что главный герой фильма не снимает черное пальто, даже в помещении. Затем это стали замечать и остальные. А когда Элизабет открыла шкаф Джона и обнаружила там с два десятка одинаковых костюмов, по гостиной пронесся общий вздох.
Диалог костюмов помогает понять, что перед нами драма об избегающей привязанности и мазохистическом триумфе.
Что такое мазохистический триумф? Это компенсаторное чувство, которое ощущает мазохист, пожертвовав собой. Садомазохистические отношения описывали многие психологи, схема Эриха Фромма: “садист” стремится покорить и поглотить, для него спокойствие возможно лишь при иллюзии власти над ситуацией. “Мазохист” же стремится стать частью некоего целого (“любви”, “семьи”, “пары”) и готов подыграть “садисту”, уступая и подстраиваясь. Беру слова в кавычки, так как насилия (физического, эмоционального) в таком союзе может и не быть, все стороны удовлетворены, а ссоры могут быть частью схемы.
Элизабет подстраивается под Джона, постепенно превращаясь в его стилистическую копию - она носит купленное им агрессивно-сексуальное белье и строгие деловые костюмы, каблуки. Он ставит ее в неловкое положение перед посторонними - она смущенно соглашается, наглеет, ведет себя высокомернее и отрешеннее, чем это ей свойственно. Инициатива Элизабет постепенно сведена к нулю.
Можно предположить, что это история БДСМ-отношений. Но такой формат предполагает сексуальные практики, а не повседневное подчинение с утратой права одеваться и вести себя по своему вкусу.
Можно сказать, что Джон абьюзер, и снова не угадать. Элизабет не только осознает, во что впутывается, но и может в любой момент прекратить. Но она остается - потому что надеется, что где-то на этом пути есть и та любовь, которую она ждет. А может потому что помнит парня с барахолки…
Элизабет пытается понять, чем живет Джон с Уолл Стрит. Вот наши герои в мужском клубе, героиня - с накладными усами. Смущение, стычка с пьяницами в подворотне, бегство, секс под дождем. Одна из красивейших сцен, которая заставляет позабыть, что вообще-то Элизабет так ничего и не поняла о Джоне. И никак не преодолеть чувство одиночества в таких, казалось бы, ярких отношениях.
В отчаянии девушка выслеживает возлюбленного и приходит к нему на работу. Ему это не нравится.
Постепенно героиня понимает, что у нее нет выбора. Он стоит в ливень под зонтом, а ее заставляет мокнуть. Она заболевает и он выхаживает ее. “Как ты догадался, что я на все это соглашусь?” Действительно, как?
Тайна Джона довольно проста, но мы узнаем о ней в последние минуты фильма. Он не умеет строить отношения. Теорию привязанности разработал английский психиатр Джоном Боулби и дополнила американская ученая Мэри Эйнсворт. Согласно теории, ребенок получает первую картинку отношений с значимой фигурой (мамой) - и затем бессознательно переносит ее на все свои связи. Формируется паттерн, базовые реакции на близость, доверие и стабильность в отношениях. Если ребенка часто бросали, он привык, что даже возвращение мамы не принесет облегчения. Его потребности обесценены, а эмоции подавлены.
Джон не может насытиться тем, что Элизабет дает ему. Ведь поначалу она так интересна, так отличается от него! Он, с одной стороны, ожидает готовности соглашаться на его эксперименты, а с другой - постепенно теряет вкус. Он намеренно злит героиню, бросает ее на выключенной карусели, провоцирует на ссоры - и все, чтобы видеть ее живые эмоции. В стабильность он не верит.
У Джона - избегающий тип привязанности. Он до конца не доволен ни собой, ни партнершей. Вот он решает устроить секс втроем, провоцируя Элизабет на ревность. Вот тогда она убегает со свидания в мотеле, идет в квартал красных фонарей, наблюдает за сценой публичного секса и начинает рыдать, осознав, во что превратилась любовь, несмотря на все попытки ее удержать.
Так заканчивается история. Утром Элизабет собирает вещи. И только на пороге Джон впервые рассказывает что-то о себе. Как рос в бедности, в глубинке, в семье с пятью старшими братьями. В тот момент мы можем представить мальчика, лишенного внимания родителей и часто остающегося в одиночестве (Мэри Эйнсворт в 1974 году провела эксперимент “Незнакомая ситуация”, где малышей ненадолго оставляли одних или с незнакомцами - в дальнейшем это перевернуло представления о детской психике и воспитании, в США это стало толчком к переходу от детских домов к домам усыновления семейного типа).
При тревожно-избегающем типе привязанности строить близкие отношения очень тяжело - доверия нет, ничто не наполняет бездну сомнений в себе, эмоции блокируются и их надо постоянно как-то возбуждать. Это люди, которые могут ощутить радость, когда что-то получили. Но быстро забывают, как испытывать вкус от того, что у них есть. Покладистость Элизабет (вопреки ее фантазиям на этот счет) не поможет создать доверие, если возлюбленный не признает проблему.
Джон признается в любви захлопнувшейся двери и вслух считает до 50, рассчитывая, что любимая вернется. Он явно делает это не в первый раз. Он делал так в детстве, ожидания возвращения мамы. Очень жаль того мальчика. Очень жаль и девочку, получившую жестокий урок, что самопожертвование не приносит взаимности.
Однако, возможно, она все еще не выбросила свою классную шляпу?