Паническая атака во время тревоги

Михаил появился на экране в точно назначенное время. Взгляд напряженный, словно ищет, за что зацепиться, как утопающий. Он мельком кивнул и пробормотал: «Здравствуйте».  

– Добрый день. Как вы сейчас? – спросил я.  

После нескольких секунд он, наконец, заговорил:  

– Все вокруг привыкли к этим сиренам. Жена вообще не реагирует – может готовить, играть с детьми, даже в подвал не спускается. Соседям тоже похрен. Что не тревога, они за стенкой трахаются, как в последний раз.  А я… – он тяжело вздохнул. – Как только сирена, меня трясет так…  

Его лицо вдруг напряглось.  

– Я чувствую себя идиотом. Руки трясутся, сердце колотится, как будто сейчас взорвется. И самое унизительное – я не могу ничего сделать.  

Он опустил глаза, словно ему стыдно было за то, что он сейчас говорил.  

– А что делают в это время ваши дети? – осторожно спросил я.  

– Они смотрят на меня, – прошептал он. – Как на… я не знаю, как на кого. Наверное, как на слабого. На человека, который не может их защитить.  

Я почувствовал, как тяжело ему говорить эти слова. 

– Михаил, то, что вы описываете, очень похоже на паническую атаку, – сказал я спокойно, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, но без укора.  – Это состояние, когда ваш организм реагирует на что-то, что воспринимает как угрозу, даже если угрозы нет. 

– Нет угрозы? – его голос дрогнул. – Сирена звучит, ракета может прилететь в любой момент, а вы говорите – нет угрозы?  Шахеды, то вообще п....ц! Каждую ночь!

Я кивнул, признавая его правоту:  

– Да, вы в опасной ситуации. Но то, как вы описываете свою реакцию – тряску, задыхание, оцепенение – это то, что происходит в теле, даже когда реальная опасность еще не наступила.  

Он нахмурился, осмысливая мои слова.  

– Получается, мое тело обманывает меня?  

– Не совсем. Оно защищает вас, как умеет. Проблема в том, что оно реагирует слишком сильно, как будто вы уже в эпицентре взрыва.  

– А что мне с этим делать? – Михаил смотрел прямо в камеру, взгляд отчаянный.  

Я медленно набрал воздуха, чтобы не спешить с ответом.  

– Во-первых, нужно понять, что это – не ваша вина. Панические атаки – это не слабость и не показатель того, что вы не справляетесь. Это то, как ваш организм пытается выжить. Мы не можем отключить тревогу, как выключатель, но можем научиться справляться с этим состоянием.  

Его лицо смягчилось.   

– Мы будем работать над этим вместе. Вы научитесь чувствовать, когда приступ начинается, и управлять этим состоянием. А позже разберемся, что вызывает такую сильную реакцию.  

Михаил выглядел напряженно, но я заметил, как его плечи слегка опустились, когда он услышал, что есть план действий.  

Когда сессия закончилась, я закрыл ноутбук и на несколько минут замер, обдумывая сказанное. Его вина за свою «слабость» была почти осязаемой. Он не позволял себе упасть, но в то же время был на грани. Его дети, жена, война – все это на его плечах, и он тянул этот груз один.  

На следующую сессию Михаил пришел с еще большим грузом на плечах. Усталость была почти физической: серые круги под глазами, нервные движения, взгляд, словно он вот-вот сдастся. Михаилу нужно было не только осознание, но и конкретный инструмент, который поможет пережить следующий приступ.  

– Вы сказали, что я могу управлять этим, – начал он, не здороваясь. – Как?  

Я оценил его тон – в нем было меньше отчаяния, но больше нетерпения. Он хотел действий.  

– Давайте начнем с дыхания, – предложил я.  

– Дыхания? Серьезно?  

– Да. Дыхание – это то, что можно контролировать даже тогда, когда кажется, что все вышло из-под контроля. Во время панической атаки ваш организм переходит в режим «бей или беги», и дыхание становится поверхностным, частым. Если вы замедлите дыхание, вы дадите телу сигнал: опасности нет.  

Он слушал, но явно не верил.  

– Попробуем? – спросил я.  

Михаил слегка пожал плечами, но кивнул.  

– Хорошо. Закройте глаза. Сделайте глубокий вдох на четыре счета – медленно. Теперь выдох на шесть. Еще раз.  

Его дыхание было рваным. После третьего вдоха он открыл глаза.  

– Это сложно.  

– Это нормально, – успокоил я. – Вашему телу нужно время, чтобы привыкнуть. Попробуйте еще раз.  

Он снова закрыл глаза, и через несколько попыток его плечи начали немного расслабляться.  

– Как ощущения?  

– Честно? – он открыл глаза. – Чувствую себя идиотом.  

Я улыбнулся.  

– Это тоже нормально. Люди часто так чувствуют себя, когда пробуют что-то новое. Но дело в том, что это работает.  

Мы продолжили работать с дыханием. Когда Михаил более-менее освоился, я добавил следующую технику: заземление.  

– Паническая атака – это момент, когда ваш мозг уходит в фантазии о катастрофах. Вам нужно вернуть себя в настоящее, к тому, что происходит здесь и сейчас.  

– И как?  

– Когда вы чувствуете, что приступ начинается, посмотрите вокруг и назовите пять вещей, которые вы видите.  

– Прямо вслух?  

– Можно вслух, можно про себя. Главное – описывайте. Например: "Я вижу стол, он коричневый. Вижу стену, она белая". Это поможет вам переключиться с паники на реальность.  

Он нахмурился, но ничего не сказал.  

– Дальше. Найдите четыре вещи, которые вы можете потрогать. Это может быть ваша одежда, поверхность стола, стул. Сконцентрируйтесь на ощущениях – гладкое, мягкое, теплое.  

– Все?  

– Три звука, которые вы слышите. Два запаха. Один вкус.  

– Звучит… странно, – признался он.  

– В этом и суть. Странно – значит, мозг уже отвлекся от паники, потому что занят задачей.  

– А что делать, если я в подвале, и вокруг только стены?  

– Тогда используйте то, что есть. Смотрите на текстуру стен, трогайте их – они холодные, шероховатые. Услышьте, как дышат ваши дети или как звучит тишина. Это помогает вернуть контроль. 

Михаил молчал несколько секунд.  

– А если все это не сработает?  

Я ощутил, как за этим вопросом прячется его главный страх: а что, если он никогда не справится?  

– Все сработает, если вы будете практиковаться. Техники не убирают страх, но помогают вам не позволять ему управлять вами.  Давайте попробуем смоделировать ситуацию. Представьте, что сирена звучит. Что вы делаете первым делом?  

Михаил тяжело вздохнул.  

– Замираю.  

– А теперь представьте: вы слышите сирену, но вместо того, чтобы застыть, делаете вдох – медленный, глубокий. Выдох. Что дальше?  

Он закрыл глаза, пробуя представить.  

– Потом… смотрю на детей. Думаю, что их надо увести.  

– И как это ощущается?  

Я заметил, как его плечи слегка опустились. Даже в игре он начинал находить контроль.  Мы несколько раз провели такое моделирование и после 4-го или 5-го он наконец успокоился и согласился попробовать эти техники в реальной жизни. 

Когда сессия закончилась, я закрыл ноутбук и позволил себе немного расслабиться. Осознание того, что паника – не его вина, медленно начинало доходить до Михаила. Но его скепсис – это не просто недоверие к техникам. Это многолетнее убеждение, что он должен справляться в одиночку, а любой промах – это слабость.  

Я отметил, что в дальнейшем важно не только дать ему инструменты, но и помочь понять, что даже в своих слабостях он остается хорошим отцом. И это было действительно так. 

Через несколько недель Михаил выглядел увереннее. Он научился применять дыхание, техника заземления начала работать, и хотя приступы паники не исчезли полностью, он уже не ощущал себя беспомощным. Однако что-то внутри все еще не давало ему покоя.  

– Дети спрашивают: «Пап, почему ты такой странный?» – начал он на очередной сессии. – Они видят, что я стараюсь, но понимают, что что-то не так. А я не знаю, что им ответить. Почему я? Почему это со мной?  

Его голос звучал спокойнее, но в глазах читалась усталость. 

– Давайте попробуем ответить на этот вопрос вместе, – предложил я.  

Михаил нахмурился, будто предчувствуя что-то неприятное.  

– Что вы чувствуете, когда звучит сирена?  

– Страх. Как будто что-то надвигается, и я ничего не могу сделать.  

– Вам знакомо это чувство?  

Он нахмурился еще сильнее. Его молчание затянулось. Наконец, он кивнул:  

– Да.  

– Когда вы впервые испытали что-то похожее?  

Он отвел взгляд. Еще одна долгая пауза. Я видел, как он борется с собой, чтобы произнести то, что всплыло у него в голове.  

– Наверное, в детстве, – пробормотал он.  

Я дал ему время.  

– Отец… – наконец сказал Михаил. – Он всегда был таким… громким. Стоило ему накричать, у меня внутри все обрывалось.  

Я почувствовал, как в его голосе прорезалась боль.  

– Расскажите больше.  

Он вздохнул, устало потер лицо руками.  

– Если я что-то делал не так, он начинал кричать. Громко, резко. Мог схватить за руку, толкнуть. Я замирал, боялся даже дышать. Просто стоял, ждал, пока это закончится.  

– А что вы чувствовали тогда?  

– Чувствовал себя беспомощным. Как будто ничего не могу изменить.  

Я кивнул, стараясь не перебивать ход его мыслей.  

– Сирена, – продолжил я, – она… как его голос. Такой же громкий, внезапный. И вы снова замираете, как тогда?

Это сравнение оказалось для него болезненно точным. Его лицо побледнело, руки начали дрожать.  

– Получается, я все еще тот пацан, который боится, что на него будут кричать?  

– Вы тот же мальчик, который когда-то научился защищаться так, как мог, – сказал я. – Тогда замирание было вашей единственной защитой. Оно помогло вам выжить. Но теперь вы взрослый, и этот механизм больше не подходит.  

Михаил долго молчал, а потом вдруг улыбнулся – грустно, криво, но искренне.  

– Сирена запускает старый страх, но вы не тот мальчик, который боится отца. Вы уже сам отец, который хочет быть для своих детей лучше.  Страх – это нормально. Это часть нас. Важно не избавиться от него, а научиться жить так, чтобы он не мешал вам быть собой.  

Михаил задумался, затем спросил:  

– А как это сделать?  

– Начнем с признания того, что вы имеете право бояться. Даже если вокруг говорят, что все уже привыкли, ваш опыт уникален. Вы не слабее других – вы просто справляетесь с этим по-другому.  

Он долго молчал, обдумывая мои слова.  

– Я бы хотел поговорить с вами об отце, – наконец сказал он и на глазах проступили слезы.  

Это был важный шаг. Мы начали обсуждать не только страхи, но и отношение к отцу: его гнев, обиду, и, как ни странно, благодарность – за то, что он когда-то научил Михаила быть сильным, хотя и ужасными методами.  На следующей сессии Михаил рассказал, что смог объяснить детям, почему он так реагирует на сирены.  

– Я сказал им, что иногда папа боится. Но это нормально, потому что даже когда боишься, можно быть сильным.  

Я почувствовал, как внутри меня разлилось тепло. Это был момент, когда я понял: Михаил начинает отпускать прошлое. Он еще не победил страх, но начал превращать его в ресурс. В тот самый мостик, который позволяет ему быть не идеальным, но настоящим.