Вернуться нельзя остаться

Меня зовут Оля, я почти 3 года назад перебралась в Варшаву из Украины. Если быть честной, то я «сваливала» как могла. Моментально собрала вещи, кота, ребенка и бросила почти всё, что нажила за свои 33 года. Пару валидольных месяцев жила у друзей на раскладушке с малым, а потом как-то встала на ноги. Я нашла работу, сняла квартиру, и вроде бы все было хорошо, но недавно что-то сломалось. 

Как будто Варшава стала не той. В последнее время это ощущение переросло в реальную жёсткую дилемму: уехать или остаться. Уехать или остаться, ё-моё. 

Как это обычно бывает я позвонила ему —  Владу, своему психологу из Киева. 

— Ну что, как ты? 

— Хрен его знает, — честно ответила я. — Сижу тут, думаю уехать обратно.

— А ты уверена, что знаешь, куда это — обратно?

Я зависла. В смысле? 

— Ну куда — в Киев, ясно ж, — пробурчала я. 

Он кивнул, откинувшись чуть дальше в кресло, как будто рассматривал меня через экран. 

— Оля, — начал он, — я так понял, ты говоришь о том Киеве, который был. Верно? О местах, куда можно вернуться и где будет так же, как раньше.  А как думаешь, Киев сейчас всё тот же, который ты помнишь?

Я почувствовала, как что-то внутри напряглось. 

— Ну, наверняка что-то изменилось, — ответила я уклончиво, чувствуя, как сжимаются пальцы.

— Много изменилось. Может быть, даже всё. Киев теперь другой. Как и ты. У него свои шрамы.

Эти его слова разозлили.

— Я так не думаю! Там же мои родители, мои друзья. Всё равно это — мой город.

— Конечно. — произнёс он спокойно. — Но вот такой, каким ты помнишь Киев — его уже нет. И тех людей тоже — таких, какими они были до всего этого.

Я посмотрела в сторону, куда-то на стену своей варшавской кухни. Ясно, что он меня подводит к чему-то важному, только вот чувствую — не хочу, не готова это обсуждать.

Я молчала. Разумеется, он прав. Но мне казалось, что это временно, что вернусь и всё будет как прежде. У меня перед глазами стояли площади, улочки, шум дурацких машин в бесконечной пробке и все привычные звуки — всё это настолько родное, что невозможно было представить по-другому.

— Это что, значит, все теперь так и останется в прошлом?

— Да, наверное, ты потеряла тот Киев. Потеряла именно такой, каким его знала, — сказал Влад просто, но я чувствовала, что он обдумал каждое слово. 

Влад молчал, будто ждал, что я сделаю первый шаг. Но если честно, у меня все уже кипело внутри. 

— Я все понимаю, правда. Что там тоже не сахар, что люди изменились. Все прошли через своё. Но почему ты уверен, что я не смогу там снова найти себя? — спросила я упрямо. 

— Ты можешь найти все, что захочешь. Просто важно понимать, что ты не вернёшься туда, откуда уезжала. Ты уехала из одной жизни, а вернёшься в другую. Это как встретить старого друга после долгих лет: всё вроде знакомо, но как будто это уже не совсем тот человек. И сам ты — уже не тот.

Я напряглась, вцепившись в чашку, которая стояла на столе. Слова Влада, его вопросы крутились в голове, в которой ни одного нормального ответа. Киев — это моя жизнь. Был моей жизнью, блин! Почему так сложно?

— Ну я же не поменялась так сильно! — произнесла я чуть громче, чем хотелось. 

— Три года. Это не мало, Оля. Возможно ты не заметила, но даже за время нашей с тобой работы, ты изменилась очень сильно. Уже совсем другая. Это нормально, ты адаптировалась к новой реальности и Киев, который есть сейчас, может просто не "подойти" тебе. 

Все, что он говорил, цепляло за живое, как будто он знал, куда нажимать. 

— И что остается? Просто жить здесь, будто ничего и не было?

— Конечно, нет, — ответил Влад. — Ты можешь жить здесь или там, но не пытайся вернуться к прошлому. Его нет, есть только твоя новая жизнь. Понимаешь, Оль? 

Решение вернуться пришло не сразу. Казалось, Влад запустил в голове какой-то странный процесс, который невозможно было выключить. Спустя несколько дней после сессии я по-прежнему сидела в Варшаве, взвешивая всё, что он сказал. 

И всё-таки идея возвращения не отпускала.

Решение вернуться в Киев стало сложнее вдвойне из-за сына — Максима. Ему всего пять. Жизнь в Варшаве для него была понятной: у нас был свой маршрут до садика, знакомая площадка и друзья из соседнего двора. Максим привык к этому миру, к нашей маленькой рутине, к языку, который он начал понимать быстрее, чем я. Казалось, что он уже стал здесь своим, а я — нет. 

Когда я наконец сказала ему, что мы поедем домой, в Киев, он поначалу даже не понял. Я повторила медленно, почти по слогам, как будто объясняла что-то непривычное, не отрывая глаз от его реакции.

— Мы домой? Как к бабушке? — спросил он, наконец.

Я кивнула, с улыбкой, хотя в груди что-то сжалось. Сын не был ни рад, ни огорчён — смотрел серьёзно, даже задумчиво, как всегда, когда обдумывал что-то по-настоящему важное.

— А там будут ракеты? — спросил он.

Горло перехватило, но я постаралась ответить спокойно:

— Иногда, да. Но там и бабушка, и все твои друзья. И наша с тобой комната.

После этого мы часто говорили о Киеве. Я рассказывала ему, каким он был, как мы ходили в парк, как там пахнет осенью и когда становится зябко. 

Однажды утром я посмотрела на чемодан, стоявший в углу, и подумала: «А что я, собственно, жду?» Чего бы я ни боялась, всё это не отменяло одного факта: где-то внутри я всё ещё чувствовала, что там — мой дом, каким бы изменённым он ни был. И там живут люди и ничего! Они справляются. Ходят в кафе, воспитывают детей!

Я решила ехать. Решение было как щелчок: сразу почувствовала облегчение, словно наконец сняла с себя это вечное напряжение. 

Сначала было непросто. Когда приехала в Киев, город и правда казался не тем, что я помнила. Я чувствовала себя странно — на привычных улицах было неуютно, и где-то в груди глухо саднило. Встречи с друзьями напоминали о том, что никто не остался прежним. Мы смеялись, болтали, но в каждом разговоре было что-то недосказанное, как привкус горечи. 

Были моменты, когда я проклинала своё решение вернуться. В первую неделю я по ночам не могла заснуть: тишину разрывали то сирены, то звуки ПВО и каждый раз, когда я слышала гул Шахеда, всё тело напрягалось так, что хотелось кричать. 

Максим сначала был насторожен, держал меня за руку крепче обычного и долго не отпускал, когда я пыталась обустроить ему комнату. Но прошел месяц и я видела, как он всё больше становится частью этой жизни, словно и не было этих трёх лет.

Так, постепенно, я начала замечать, что внутри меня тоже что-то менялось. С каждым днём я всё меньше цеплялась за прежние образы и всё больше училась видеть то, что здесь и сейчас. 

Однажды утром, когда сирена пронзила воздух, я вздрогнула и поймала себя на мысли, что не испытываю такого страха, как был раньше.  Звуки теперь были просто звуками, с которыми научилась жить вся страна. А я — вместе с ними. 

Казалось, что я наконец приняла это место таким, какое оно есть, вместе с его неотшлифованной, иногда жёсткой правдой. Я наконец-то поняла, о чем говорил Влад. В ту минуту мне вдруг стало ясно, что Киев действительно не тот. 

Но я могу быть здесь, в этом новом Киеве. Я могу его принять, потому что он принял меня. И с каждым днём это становилось всё проще.